Календарь публикаций

Издатели нынче, я не имею ввиду масскультуру, тяготеют, на мой взгляд, к брутальности ради брутальности, к сексу ради секса, к насилию ради насилия...

И у развилки мы, как кажется, не стоим, так что не стоит надеяться на встречу ни с «серафимом, ни с херувимом».

Русская литература прошлого была сильна богоискательством, «вечными», страшными, «последними» вопросами... Интересом к маленькому Акакию Акакиевичу: «акакия» ведь всего-навсего прах. Но мешочек с акакией, т. е. с прахом держали в одной руке византийские императоры, а в другой державу. И горстка праха  уравновешивала собой символ власти?!

Часто представляется, что героев нынешней прозы волнуют вопросы не бытия, а быта, какой-то жизненной стабильности, устроенности и благоустроенности, мало кого волнует «звёздное небо и нравственный закон внутри нас»...

Рассказ из цикла И. Иохвидович «Встречи». Он о двух встречах двух женщин, словно на слова русского романса: «первая встреча, последняя встреча». Действительно, вторая встреча последняя, потому что на глазах главной героини рассказа Ирины Константиновны умирает её давнишняя (как она считала) соперница, да и сама Ирина стоит у черты, за которой небытие. Действие заканчивается в женской палате онкологической больницы.

А начинается вражда двух женщин давно, ещё в советские времена, когда туристическая группа едет в Югославию. Для того чтобы поехать в эту, казавшуюся тогда почти «капиталистической», страну, Ирина Константиновна почти бездумно соглашается на предложение куратора из КГБ написать отчёт о поездке, охарактеризовав каждого из участников.

– Ну, не могу я вас, Ирина Константиновна, допустить на выезд с тургруппой в Югославию. Мало того, что вы не член КПСС, так вы ещё и незамужняя, – и начальник первого отдела, с какой-то даже укоризной, посмотрел на неё.

– Иван Никифорович, вы же знаете, я и в партию хочу вступить, и замуж пора, так женихов нет, – умоляюще заговорила она.

– Голубушка Ирина Константиновна, вы же сами прекрасно и без меня знаете, что если бы вы были не представителем прослойки, интеллигенции этой, а класса-гегемона, то и проблем бы со вступлением в партию не было. Но вы же не фрезеровщица, а старший преподаватель, куда ж вам. И почему вы не замужем – перебираете, никто вам не подходит? А как же мне писать вам характеристику прикажете? Может, вы морально неустойчива, раз не замужем?! И я впросак попаду!

Их было двое, а он один. И, если бы он встретил их на улице, в подъезде или подворотне, всё было бы по-другому. По-его...

Это же был кабинет, обыкновенный учрежденческий кабинет, где их было трое, и где он ничего не мог поделать. Они задавали вопросы, а он должен был отвечать, они пристально смотрели на него, но столь же невидяще, точно дикторы с телеэкрана. И этот взгляд казался странным, словно он и вообще не существовал для них.

Домой его отпустили к вечеру. Короткие декабрьские сумерки быстро сменились темнотой, а он всё стоял на тротуарном бордюре возле огромного здания Управления, носком ботинка чуть подбрасывая рыхлый у обочины снег.